В нашем дворе был чебуречный цех с почти что вечно открытой форточкой и со снующими внутри туда-сюда в белых халатах и чепчиках тётеньками. Когда среднедворовая капитализация в карманах детворы доходила до стоимости одного чебурека (15 коп.) на каждого, мы подходили близко к жаром пышущей форточке, и улыбающаяся нам самая близкая к окну тётенька, не переставая крутить скалкой, поворачивала голову вглубь шумного цеха и что-то там говорила... К нам подходила другая такая же, забирала наши заветные копейки и уходила, чтобы очень скоро вернуться и через форточку передать в шуршащих, промасленных, ставших прозрачными бумажках, каждому по жаркому чебуреку с салфеткой... Надо было, не обжигаясь, виртуозно перекидывать чебурек то в одну, то в другую руку, при этом успевая попеременно надкусить и не облиться горячим соком и не уронить этот живой, выскальзывающий внутри чебурека кусок мяса. В такие моменты негласно допускалось даже негромко чавкать, что, конечно же, крайне неодобрительно воспринималось бы дома — за семейным столом. В общем-то все мы были сытыми, накормленными бабушками детьми, но как же это было вкусно...